Редакция 368.media публикует вторую часть интервью с юристом-международником Еленой Тищенко, которой не дали провести в жизнь реформу, направленную на спецконфискацию имущества коррупционеров. В прошлом части материала мы обсуждали реформу правоохранительной системы, а в этом поговорим о проблемах УК и УПК, а также узнаем, как махинаторы безнаказанно выводят деньги за границу.
Как вы считаете, есть ли судебная перспектива у дел по статье УК «Незаконное обогащение»? Якобы формулировка статьи написана таким образом, который существенно затрудняет доказательство вины подозреваемого в суде.
Эта статья, по сути, является списанной с норм права других стран и должна работать в отношении преступных активов, источники происхождения которых скрыты через оффшоры и сложные схемы отмывания. Я считаю эту статью одним из главных методов борьбы с отмыванием и коррупцией. Но при этом ее действительно нужно доработать потому, что она пришла к нам из английского права, где все решается мнением судьи и логикой здравого смысла, на которых построен английский процесс. Такие статьи обычно доказываются не по уголовной, а по гражданско-правовой презумпции “баланса возможностей”. То есть, вероятно ли то, что заявляет собственник имущества или нет. Например, пояснения Лещенко о том, где он взял деньги на квартиру, в нормальных условиях в английском суде не прошли бы, т.к. ни одно из лиц, якобы предоставивших ему средства, не имеет достаточное количество задекларированных доходов. Это если брать “по мелочи”.
В серьезной же практике, эта статья за границей работает так: никто не “гоняется” по цепочке за деньгами от преступления. В современных условиях, когда деньги переводят из одной страны в другую за считанные минуты, их крайне сложно отследить. Развитые страны поступают по-другому. Нет такого преступника, который бы совершил преступление, чтобы потом не пользоваться средствами, полученными преступным путем. Отмывание всегда состоит из трех частей: завладение, layering (распределение или фактически отмывание) и инвестиция (в законные активы). Так вот в случае «незаконного обогащения» работа направлена на проверку «инвестиций»: недвижимости, компаний, ценных бумаг, которым прямо или опосредованно владеет подозреваемый. А во всем мире в таких случаях работает «обратная презумпция» — это подозреваемый должен детально пояснить происхождение средств. И если не может – при совокупности других факторов (маленького задекларированного дохода, показаний о связях с преступностью и т.д.) – имущество признается криминальным и конфискуется. Что интересно, не смотря на то, что в Англии такая норма работает с 2002 года, в Европе на уровне Директивы ЕС. Она была принята только недавно и вступит в силу в 2017 году.
Но чтобы это заработало в Украине, мало иметь статью в УК. Нам для начала нужно ввести в Гражданский Кодекс бенефициарную собственность как вид собственности. Пока же у нас по закону имущество физлица и имущество учрежденного им же юридического лица, являются раздельными. И конфисковать имущество у юрлица можно только по преступлениям его должностных лиц (номинальных директоров, например). И то, только в случае ликвидации. А ликвидировать оффшор у нас права нет. Да и какие нарушения у номинальных руководителей, например, из Белиза, которые просто приняли на баланс акции или имущество? И так далее. То есть для того, чтобы статья заработала, нужно поменять нормы гражданского, уголовного и процессуального права.
Чего не хватает нашему УК и УПК?
Нашему УПК или как его называют, “кодексу Портнова” не хватает его отмены и принятия нового. Потому что многие нормы в нем с одной стороны не дают работать правосудию. В него, например, заложены механизмы, по которым суд ОБЯЗАН выпускать коррупционеров по залог, и при этом – огромные возможности для манипуляций: с той же обязательной регистрацией заявление в ЕРДР и автоматическом начале досудебного расследования. Это необъятные возможности для злоупотреблений: если раньше, получив заявление, сотрудник правоохранительного органа должен был провести предварительную проверку и только при наличии признаков состава преступления возбудить уголовное дело, сейчас это можно сделать автоматически по любому самому надуманному заявлению. И сразу начать применять против подозреваемых все карательные механизмы уголовного процесса: изымать документы, останавливать работу компаний, арестовывать счета, прослушивать разговоры. При этом эта норма, как и прежде, работает “для своих”. Неоднократны случаи, когда НАБУ не начинало досудебных расследований в отношении некоторых лиц или отказывалось принимать дела к следствию, не смотря на прямо определенную подследственность, как с делом о незаконной приватизации госжилья бывшим замгенпрокурора Касько. Есть и много других проблем. В целом позиция специалистов однозначна: процессуальный кодекс нужно менять.
Что касается того, чего не хватает – опять-таки, многого. Например, наше право не позволяет искать средства за границей. В отличие от лиц, которых можно объявить в розыск, суды не могут вынести постановление о розыске имущества за границей того или иного подозреваемого. Суд может только арестовать или потребовать раскрыть банковскую тайну в отношении того имущества или тех денег, о которых ему сообщает следователь. То есть это абсурдная ситуация: следователь должен заранее знать, что он ищет вплоть до номера счета. В нее мы уперлись с теми же латышами по делам Курченко и Арбузова. У них деньги со счетов, известных нам, были переведены на счета других компаний. И когда мы просили нам их сообщить, чтобы арестовать в рамках собственных дел (тогда бы сегодня эти деньги не ушли в бюджет Латвии), нам говорили: принесите соответствующее постановление суда на раскрытие этой банковской тайны. А получить такое постановление мы не могли, так как наши суды не могут потребовать раскрытия банковской тайны по неизвестным следствию счетам.
Кроме этого мы, например, не можем временно лишить подозреваемых (тех же Фирташа, Арбузова, Курченко, Злочевского, Ставицкого) возможности управлять их активами без полной их блокировки путем арестов на имущество и счета. И тем более за границей. Если речь идет об объектах недвижимости, — особых проблем нет. Хотя в других странах их, например, можно сдавать в аренду и получать прибыль. Но если речь идет о предприятиях – их остановка приводит к понижению их стоимости в десятки раз. Таким образом, арестовав, например, в Украине работающую сеть заправок стоимостью в миллионы долларов, мы на выходе через два года следствия можем получить разворованные объекты по остаточной балансовой стоимости “коробок” (зданий, сооружений и т.д.). Во всем мире существуют в разной форме институты “ресиверов” – управляющих, которые могут в случае отстранения руководства, связанного с преступной деятельностью, продолжить поддерживать предприятие в рабочем состоянии, платить кредиты, чтобы имущество не взыскали, и т.п. Причем не стоит путать их с «банкротными» управляющими либо государственным управлением, которого все так боятся. Суды, как правило, назначают представителей аудиторских либо других подобных компаний для управления имуществом. Такие положения защищают не только государственные интересы и потерпевших, но и собственников имущества в случае закрытия уголовного дела либо оправдательного приговора. За сохранность средств и имущества ресиверы отвечают, как персонально, так и дополнительно страхуют свои риски. Кроме того, иностранные суды могут назначать ресиверов и на заграничные активы.
Расскажите о вашей идее спецконфискации имущества во время досудебного расследования и почему она не прижилась?
Спецконфискация, предложенная мной в 2015 году, была, по сути, копией латышского уголовного процессуального закона и предполагала, что в случае затруднения расследования (в связи с отсутствием свидетелей, укрывания от правосудия подозреваемых, использования оффшорных компаний и т.д.), средства и имущество, которые носят явные признаки предмета преступления и отмывания, могут быть взысканы в бюджет по решению суда. При этом следствие можно было продолжать дальше. В случае, если их собственник в дальнейшем появится и сможет доказать законность происхождения, государство должно было бы компенсировать стоимость имущества либо взысканные суммы. Именно таким образом в Латвии были конфискованы 50 млн. долларов, выведенных из Украины Курченко и перечисленных им на счета Арбузова.
Что интересно, такая норма у нас уже была – в ст.100 УПК, по которой точно также можно было конфисковать имущество в случае закрытия дела по нереабилитирующим признакам. Но стоило мне предложить после непрохождения закона этот способ, как эту норму убрали через законопроект, внесенный президентом в феврале 2016 года. При этом законопроект назывался “направленный на обеспечение возврата средств” и так далее. Кто бы ни готовил тогда этот проект для президента, “резали” статью не просто знающие люди, а те, кто знал, что именно я предлагала в отношении ряда активов.
Что касается спецконфискации по сути, — не стоит путать ее с нарушением так называемой “презумпцией невиновности”, потому что эта презумпция касается только лиц, а не имущества. Например, в Италии нередки случаи, когда мафиози оправдывали, но их имущество взыскивали.
Фото: ukrinform.ua
Из недостатков в том законопроекте было то, что его предполагалось ограничить списком должностей периода Януковича, как закон о люстрации. Я была против этого, но депутаты, которые внесли это в Раду, настаивали не необходимости дать законопроекту “проходимость”. Опасаясь, что при распространении “на всех” за него просто не проголосуют. Тогда для прохождения закона не хватило около 10-ти голосов.
Что любопытно, против него были подключены “грантовые организации”, которые в свою очередь финансировались из Москвы. Они активно начали критиковать закон перед иностранными донорами, в том числе из посольства США. Например, замгенпрокурора Касько вместе с представительницей общественной организации Каленюк, написали письмо в Минюст США с просьбой прокомментировать законопроект, полностью извратив в письме его суть. В том числе написав, что решение суда в случае взыскания не предполагается. И от имени сотрудницы Минюста США Мэри Батлер, был написан ответ с критикой, который они тут же разместили в Украинской правде как часть антипропаганды.
Интересно, что в США такой закон есть. Более того, суммы до 500 тыс. долларов могут быть взысканы вообще без решения суда. Просто по решению прокурора. По такому же принципу действует последняя директива ЕС о конфискации преступных средств, о которой я говорила.
Хотя то, что ни Европа, ни США не заинтересованы в принятии этого закона – не новость. В этом случае им придется расстаться с миллиардами долларов, размещенных нашими чиновникам на заграничных счетах. Не стоит думать, что нам действительно кто-то очень хочет их вернуть. Такой посыл действительно был. Весной 2014 года, когда нашим органам буквально в руки отдавали документы о оффшорах Азарова, Курченко и других. Все это закончилось очень быстро. В том числе из-за нашей бездеятельности и коррупции.
То же, что предлагается сейчас – это не спецконфискация. Это так называемая “гражданская конфискация” в виде ответственности по ГК. Я не верю в нее. Во-первых, потому, что такое понятие родилось у нас от неправильного понимания норм английского права, где преступное имущество взыскивают в основном в уголовном преследовании, но по стандарту доказывания гражданского процесса. Во-вторых, в гражданском процессе за активы мы можем судиться вечно. А в это время их собственники будут ими пользоваться и потихоньку выводить в офшоры. Кроме того, это новый вид ответственности, а значит по Конституции не распространяется на предыдущие преступления. При этом фактически закон выписан только под ценные бумаги Арбузова стоимостью почти два миллиарда гривен. Так что это – не закон. Хотя и два миллиарда для нас сейчас победа. Но тогда надо называть это постановлением или делать временным положением. Иначе исчерпается политическая возможность принять нормальный порядок для всех преступных активов госчиновников.
Фото: ukrinform.ua
Можете рассказать об основных схемах вывода денег из страны? Как этому воспрепятствовать и вернуть украденные активы государству?
Их масса. В случае с государственными активами, между ними и покупателями или поставщиками ставятся свои, в основном иностранные, фирмы — “прокладки”, на которых оседает прибыль.
Их, как например дизельный нефтепровод, отсуженный у РФ, отдают в управление “своим” людям, которые зарабатывают на его эксплуатации.
Мощнейшие схемы отмывания существуют в газодобывающей отрасли. В свое время государство позволило приватизировать системы транспортировки газа. В результате на сегодня никто не может точно сказать — сколько же газа добывается в Украине и прокачивается по трубопроводам. На самом деле можно было передать в частные руки и импорт и добычу газа, но оставить за государством всю транспортировку, чтобы его учитывать и облагать налогам и сборами.
В случае с негосударственными компаниями, до сих пор работают схемы неуплаты налогов и таможенных платежей, при которых производятся манипуляции с режимами экспорта – импорта товаров для того, чтобы реализовывать или вывозить товары из Украины без уплаты надлежащих платежей. Как это делал когда-то Курченко.
Фото: ukrinform.ua
Банки выводят рефинанс НБУ и средства вкладчиков, попутно снимая залоги в пользу “своих” клиентов и оставляя государству и Фонду гарантирования банки-пустышки. Причем делают это часто не напрямую, а в паре: когда один банк перечисляет средства другому, а тот, в свою очередь, перечисляет ему свои. И тогда их выводят за границу. Таким образом, несколько размывая цепочку “рефинансирование НБУ – вывод за границу”. Так делал Фирташ в паре с Лагуном по «Надра» и «Дельта» банкам…
Бороться со всем этим, естественно, можно. Регулируя правила ведения бизнеса. Потому что борьба с коррупцией – это изменение правил. А не создание десятка никому не нужных органов по борьбе с коррупцией. В коррупционной системе они быстро станут ее составляющей. Что и происходит. Не говоря уже о том, что бюджет при этом теряет миллиарды на их содержание.
И, конечно, самое главное, нужно чтобы заработал УК. Для всех одинаково. Но для этого нужна жесткая политическая воля. Без дележа на “своих” и “чужих”…
Беседовал Денис Корнышев